Сентиментально-поэтический

Смотри: я спутал все страницы,
Пока глаза твои цвели.
Большие крылья снежной птицы
Мой ум метелью замели.

Как странны были речи маски!
Понятны ли тебе?— Бог весть!
Ты твердо знаешь: в книгах — сказки,
А в жизни — только проза есть.

Но для меня неразделимы
С тобою — ночь, и мгла реки,
И застывающие дымы,
И рифм веселых огоньки.

Не будь и ты со мною строгой,
И маской не дразни меня,
И в темной памяти не трогай
Иного — страшного — огня.

И действительно, одна проза. Порой дурная. Вспоминаю детство. А именно детские мечты. Вот по ним можно разделить это самое детства на некие этапы. Сначала я мечтал стать космонавтом. Прекрасно помню дом моих бабы-деды, как я тогда их называл. В их доме было довольно много вещичек очень привлекательных для ребёнка. Был портсигар, из трёх отделений, то ли сувенирный, то ли памятный. Три отделения.. Красное, синее и зелёное. На них даты. Даты эпохальных событий вроде запуска "Спутника". А сзади,- ручка, для завода... Открывая каждое отделение, бренчал колокольчик... эдакий музыкальный космический портсигар. И огромная куча прочих символичных безделушек, пылящиеся шкафы с книгами, побрякивающая медалями форма деда, ящики, полный тайн. От одного прикосновения к ним трепетало сердце и я чувствовал себя счастливым.
Что со мной было, когда дед показал еще засекреченные фотографии сбитого корейского боинга... Порванный дюраль крыльев, огромная махина. Только по прошествии некоторого времени, я понял, что около 100 пассажиров были ни в чем не виноваты.
Далее, как не парадоксально это звучит, я мечтал стать машинистом электрички. Меня убаюкивало это тудук-тудук..... тудук-тудук. Вот, как приземлялись мои мечты. С небес на землю.
Прошу прощение за это небольшое лирическое отступление под стихотворение Блока - "Они читают стихи". Я хотел написать что-то совершенно другое. Спасибо, Владимир.

Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река - сладострастье, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.

Я вышел на площадь,
выжженный квартал
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно - у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.

Но меня не осудят, но меня не облают,
как пророку, цветами устелят мне след.
Все эти, провалившиеся носами, знают:
я - ваш поэт.

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.

И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова - судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.

Без пафоса.. Просто большое, человеческое спасибо. Вы сделали правду такой близкой.

Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.